Рифма про коноплю

Даже не сомневайтесь, что сочинённая вами высочайшая поэзия будет иметь колоссальный коммерческий фуррор. Любая рифма обязана приносить прибыль, по другому для чего тогда растрачивать время на сочинительство. Потому не теряйте время, выбирайте всякую рифму к слову "поля" и празднуйте новейшую творческую победу, приближающую вас к совершенству, поэтической славе и баснословным доходам от реализации ваших стихов. С Огромным Крокодилом ваши стихи наполнятся новеньким смыслом, а кармашки - средствами.

Ваше слово "поля" восхитительно и рифмы к слову должны быть таковыми же убедительными и сражающими наповал! Но не постоянно жизнь преподносит звёздные решения, потому следует признать, что все имеющиеся рифмы к слову "поля" довольно разные: обыкновенные и сложные, грубые и изящные, откровенно дешёвые и фантастически великолепные. Но не стоит отчаиваться! Таковой контраст лишь даст вашему процессу озарения мощнейший творческий запал, в итоге которого у вас может родиться новенькая и превосходная стихотворная строчка.

Просто предоставьте вашей интуиции сделать за вас этот нелёгкий выбор и найдите свою счастливую рифму к вашему великолепно поэтичному слову "поля". Заявите о для себя как о поэте, который не опасается литературных компромиссов и необычных рифмословарных решений. Будьте смелы и отважны!

Большой крокодил - генератор рифм новейшего поколения - помогает раскрыть ваш необыкновенный талант и даёт для вас все инструменты для поиска рифм к хоть каким вашим словам, в том числе - тут и сейчас! Слава и средства ожидают вас! Седлайте вашего Пегаса и да посодействуют для вас небеса! Фавориты категории Gentleman Искусственный Интеллект. Cергей К Просветленный. Лена-пена Искусственный Интеллект. А какая рифма к слову конопля? Стихи сочиняю Алина Путина Профи , закрыт 11 лет назад.

Наилучший ответ. Чтобы такое сотворить- Необходимо рифму Другие ответы. Карабас Барабас Высший разум 11 лет назад Сядешь, бля Lio Оракул 11 лет назад Бля Ира Просветленный 11 лет назад Скоролето Мудрец 11 лет назад После.

Ольга Кузнецова Просветленный 11 лет назад три рубля. Ольга Мастер 11 лет назад Бля, бля. Madi Omarov Знаток 11 лет назад Моя конапля она исклюзивна для тебя ну как та так но ежели пошло все на перекасяк найди в собственном мозгу ритму ведь я ретмовать люблю.

Либо Алмазик Просветленный 11 лет назад Сопля :.

Народ! чтоб конопля перла сильнейших Вам

Гимн Великой Красноватой армии Мы — красноватые бойцы. Священные штыки, За трудовые хаты Сомкнулися в полки. От Ладоги до Волги Взывает львиный гром Товарищи, недолго Нам мериться с врагом! Мир хижинам, война дворцам, Цветочки побед и честь борцам! Низвергнуты короны, Стоглавый капитал. Рабочей обороны Кипит металлический вал. Он сокрушает горы, Пристанище акул Мы молоды и алы За изгородью дул! Да здравствует Коммуны Багряная звезда: Не оборвутся струны Певучего труда! Да здравствуют Советы, Социализма строй!

Орлиные рассветы Трепещут над землей. Пшеница же — суставы Да рабьи черепа Приводит в лагерь славы Возмездия тропа. За праведные раны, За ливень кровяной Рассчитаются тираны Презренной головой. Купеческие туши И падаль по церквам, В седоватых морях, на суше Смерть злая вам! Мы — красноватые бойцы, Глобальных бурь гонцы, Приносим удовлетворенность в хаты И трепет во дворцы. В горящих заводах Нас славят горн и пар Товарищи, в походах Будь каждый смел и яр! На золотом пороге Немеркнущих времен Отпрянет ли в тревоге Бессмертный легион?

За поединок лаконичный Мы вечность обретем. Знамен палящих складки До солнца доплеснем! Глас из народа Вы — отгул глухой, гремучей, Обессилевшей волны, Мы — предутренние тучи, Зори росные весны. Ваши помыслы — ненастье, Дрожь и тени вечеров, Наши — мерное согласье Тяжких времени шагов. Прозревается только в книжке Вами мудрости конец, — В каждом виде и миге Наш взыскующий Отец. Ласка Матери—природы Вас забвеньем не дарит, — Чародейны наши воды И огонь многоочит.

За слиянье нет поруки, Перевал скалист и крут, Но бесплодно ваши стуки В лабиринте не замрут. Мы, как рек подземных струи, К для вас незримо притечем И в безбрежном поцелуе Души братские сольем. Кто там в небесном лугу Точит лазурные косы, Гнет за дугою дугу? Месяц, как лилия, нежен, Тонок, как профиль лица. Мир неоглядно безбрежен. Высь глубока без конца. Слава нетленному чуду, Перлам, украсившим свод, Скоро к голодному люду Огненный вестник придет. К зрячим нещадно грозный, Милостив к падшим в ночи, Горе кующим оковы, Взявшим от королевства ключи.

Будьте ж душой непреклонны Все, кому свет не погас, Ткут золотые хитоны Звездные руки для вас. Мужицкая сейчас земля, И церковь — не наймит казенный, Народный испод шевеля, Несется глагол краснозвонный. Есть в Смольном потемки трущоб И привкус хвои с костяникой, Там нищий колодовый гроб С останками Руси великой. Поземкой пылит с Коневца, И плещется взморье—баклага. Спросить бы у тучки, у звезд, У зорь, что румянят ракиты Зловещ и пустынен погост, Где королевские бармы зарыты.

Их ворон—судьба стережет В глухих преисподних могилах О чем же тоскует люд В напевах татарско—унылых? Блуждая облачной опушкой, Я обронил свою клюку И заунывною кукушкой Стучусь в окно к гробовщику: «Ку—ку! Откройте двери, люди! Кому ты в глиняном сосуде Несешь зарю апрельских роз?! Весна погибла, в космы сосен Вплетает вьюга седину И вижу: тетушка Могила Ткет желтоватый саван, и челнок, Мелькая птицей чернокрылой, Рождает ткань, как мерность строк.

В верхушках пляска ветродуев, Под хрип волчицыной трубы. Читаю нити: «Н. Клюев, — Певец олонецкой избы! В этом крае тьмы и горя Есть позабытая тюрьма, Как гора на глади моря, Неподвижна и нема. За оградою высочайшей Из гранитных сероватых плит, Пташкой пленной, одинокой В башне женщина посиживает.

Злой кручиною объята, Все томится, воли ожидает, От рассвета до заката, День за деньком, за годом год. Но крепки дверей запоры, Недоступно—страшен свод, Сказки одичавшего простора В каземат не донесет. Лишь ветер перепевный Шепчет ей издалека: «Не томись, моя царевна, Удовлетворенность светлая близка.

За чертой зари туманной, В ослепительной броне, Мчится витязь долгожданный На вспененном скакуне». Гуляешь ночкой до рассвета, А деньком усталая сидишь И перья смятого берета Иглой неловкою чинишь. Таковая хрупко—испитая Рассветным кажешься ты деньком, Непостижимая, святая, — Небес отмечена перстом. Наедине, при встрече короткой, Давая совести отчет, Тебя вплетаю я украдкой В видений пестрый хоровод. Как ты, раскаяньем объята, Янтарь рассыпала волос, — И взглядом любящего брата Глядит на грешницу Христос.

И теплится притча. Избе лет за двести, А всё не дождется от витязя вести. Монашка прядет сети кудель, Смежает зеницы небесная бель. Изба засыпает. С узорной божницы Взирают Микола и сестры Седмицы, На матице ожила карлиц гурьба, Топтыгин с козой — избяная резьба. Глядь, в горенке стол самобранкой накрыт На лавке разбойника дочка посиживает, На ней пятишовка, из гривен блесня, Сама же понурей осеннего дня. Ткачиха—метель напевает в окно: «На саван повольнику ткися, рядно, Лежит он в логу, окровавлен чекмень, Не выведал ворог про чудо—кистень!

Лесная изба Глядится в столетья, темна, как судьба, И пестун былин, разоспавшийся дед, Спросонок бормочет про тутошний свет. Сороки хохлятся — к капели, Дорога пега — быть теплу. Как лещ наживку, ловят ели Луча янтарную иглу. И луч бежит в переполохе, Ныряет в хвои, в зыбь веток По вечерам коровьи вздохи Снотворней бабкиных речей: «К весне пошло, на речке глыбко, Буренка чует водополь Только в поставце, как скряга злато, Теленье числя и удой, Подойник с кринкою щербатой Тревожат сумрак избяной.

У кобылы первенец — зебу, На задворках — пальмовый гул. И от гумен к новенькому хлебу Ветерок шафранный пахнул. Замесит Орина ковригу — Квашня семнадцатый год По малину колдунью—книгу Залучил корявый Федот.

Быть приплоду нутром в Микулу, Речью в струны, лицом в зарю Всеплеменному внемля гулу, Я поддонный напев творю. И ветвятся стихи—кораллы, Неявленные острова, Где будущие Калевалы Буревые пожнут слова. Где совьют родимые гнезда Фламинго и журавли Как зерно залягу в борозды Новобрачной, скупой земли! Из «Красной газеты» 1 Пусть черен дым кровавых мятежей И рыщет Оторопь во мраке,— Уж отточены миллионы ножей На вас, гробовые вурдалаки! Вы изгрызли душу народа, Загадили светлый божий сад, Не будет ни ладьи, ни парохода Для отплытья вашего в гнойный ад.

Керенками вымощенный проселок — Ваш лукавый искариотский путь; Христос отдохнет от терновых иголок, И просто вздохнет народная грудь. Сгинут кровосмесители, путаны, Церковные кружки и барский шик, Будут ангелы срывать незабудки С луговин, где был лагерь пик. Бедуинам и желтоватым корейцам Не будет запретным наш храм Слава мученикам и красноармейцам, И сермяжным русским властям! Российские юноши, девушки, отзовитесь: Вспомните Разина и Перовскую Софию!

В львиную красноватую веру креститесь, В смерти славьте невесту—Россию! Близок Ужасный трибунал И Ангел—истребитель стоит у порога! Ваши темные белогвардейцы умрут За оплевание Красноватого бога, За то, что гвоздиные раны Рф Они посыпают толченым стеклом. Шипят по соборам кутейные змии, Молясь шепотком за романовский дом, За то, чтоб опять чумазый Распутин Танцевал на иконах и в чашу плевал С кофейником стол, как перина, уютен Для людей, продавших свободу за кал.

О племя мокриц и болотных улиток! О падаль червивая в божьем саду! Грозой полыхает стоярусный свиток, Пророча для вас язвы и злую беду. Хлыщи в котелках и мамы в батистах, С битюжьей осанкой купеческий род, Не для вас моя лира — в напевах тернистых Пусть славится смерть и друг—пулемет!

Хвала пулемету, несытому кровью Битюжьей породы, батистовых туш!.. Трубят серафимы над буйною новью, Где зреет посев струннопламенных душ. И души зацветают по родным косогорам Малиновой кашкой, пурпурным глазком Боец узнается по солнечным взглядам, По красному слову с прибойным стихом.

Наши юноши — в тучах соколы, Звезд задумчивей девушки наши. Город—дьявол копытами бил, Устрашая нас каменным зевом. У страдальческих теплых могил Обручились мы с огненным гневом. Гнев повел нас на тюрьмы, дворцы, Где на правду оковы ковались Не запамятовать, как с детями отцы И с невестою милый прощались Мостовые скажут о нас, Камешки знают кровавые были В золотой, победительный час Мы сраженных орлов схоронили.

Поле Марсово — красноватый курган, Храм победы и крови невинной На державу лазоревых государств Мы помазаны кровью орлиной. Конец либо начало На мне бойца кольчуга, И, подвигом горя, В туман ночного луга Несу светильник я. Вас, люди, животные, гады, Коснется ль вещий крик: Огонь моей лампады — Бессмертия родник!

Всё глухо. Точит злаки Степная саранча Передо мной во мраке Колеблется свеча, Роняет сны—картинки На скатертчатый стол — Прошлого поминки, Будущего знак. Красноватая песня Распахнитесь, орлиные крылья, Бей, набат, и гремите, грома,— Оборвалися цепи насилья, И разрушена жизни тюрьма! Широки черноморские степи, Буйна Волга, Урал златоруд,— Сгинь, кровавая плаха и цепи, Каземат и неправедный суд!

На бой, на бой! Пролетела над Русью жар—птица, Конкретный гнев зажигая в груди Богородица наша Землица,— Свободный хлеб мужчине уроди! Реализовались думы и давние слухи,— Проснулся народ—Святогор; Будет мед на домашней краюхе, И на скатерти ярок узор. Наша Волюшка — божий гостинец — Населению земли светлый маяк! От Байкала до теплого Крыма Расплеснется ржаной океан Ослепительней риз серафима Заревой Святогоров кафтан.

Ставьте ж свечки мужицкому Спасу! Знанье — брат и Наука — сестра, Лик пшеничный, с брадой солнцевласой — Воплощенье любви и добра! Оку Спасову сумрак несносен, Ненавистен телец золотой; Китеж—град, ладан Саровских сосен — Вот наш рай вожделенный, родной. Верьте ж, братья, за черным ненастьем Блещет солнце — господне окно; Чашу с кровью — глобальным причастьем Нам выпить до конца предначертано. Лес Как сладостный орган, десницею небесной Ты вызван из земли, чтобы бури утишать, Живым дарить покой, жильцам могилы тесноватой Несбыточные сны дыханьем навевать.

Твоих зеленоватых волн прибой тысячеустный, Под сводами души рождает смутный звон, Как как будто моряку, скучающий и грустный, С родимых берегов доносится поклон. Как как будто в зыбях хвой плачут серафимы, И тяжки вздохи их и гул скорбящих крыл, О том, что Саваоф броней неуязвимой От хищности человеческой тебя не оградил. И богомольно старцы—пни Внимают звукам часословным Заря, задув свои огни, Тускнеет венчиком иконным.

Лесных погостов старожил, Я молодею в вечер мая, Как о судьбе того, кто мил, Над палой пихтою вздыхая. Забвенье светлое для тебя В многопридельном хвойном храме, По сильной жизни, по борьбе, Лесными ставшая мощами! Смывает киноварь стволов Волна финифтяного мрака, Но строг и вечен часослов Над котловиною, где рака.

Ловцы Горы — мозоли земли, Волны — ловецкие жилы. Ваши черны корабли, Путь до бесславной могилы. Наш буреломен баркас, В вымпеле солнце гнездится, Груз — огнезарый атлас — Брачному миру рядиться. Спрут и морской однозуб Стали бесстрашных добычей.

Дали, прибрежный уступ Помнят кровавый обычай: С рубки низринуть раба В снедь брюхоротым акулам. Наша ли, братья, судьба Ввериться пушечным дулам! В вымпеле солнце—орел Вывело красноватую стаю; Мачты почуяли дескать, Снасти — причальную сваю. Скоро родной материк Ветром борта поцелует; Будет жалкий — велик, Нищий в венке запирует. Светлый восстанет певец звукам прибоем научен И не изранит сердец Скрип стихотворных уключин.

Детским телом пахнет снег, Затенённый пнем горбатым. Луч — крестильный образок — На валежину повешен, И ребячий голосок За кустиками безутешен. Под березой зыбки скрип, Ельник в маревных пелёнках Кто родился иль умер В льнянокудрых сутемёнках? И кому, склонясь, козу Строит зорька—повитуха?.. И лоза, рядясь в кудель, Тайну светлую открыла: «На заранке я апрель В снежной лужице крестила».

Ты подошла ко мне с приветом В наряде девичьи простом. Вручила красноватое яйцо Как знак крови и любви: Не спеши на север, птичка, Весну на юге обожди! Синеют дымно перелески, Настороженны и немы, За узорочьем занавески Не видно тающей зимы. Но сердечко чует: есть туманы, Движенье смутное лесов, Неотвратимые обманы Лилово—сизых вечеров. О, не лети в туманы пташкой! Года уйдут в седоватую мглу — Ты будешь нищею монашкой Стоять на паперти в углу. И, может быть, пройду я мимо, Таковой же нищий и худой О, дай мне крылья херувима Лететь незримо за тобой!

Не обойти тебя приветом, И не раскаяться позже Любви начало было в летнюю пору, Конец — осенним сентябрем. Матрос Грохочет Балтийское море, И, пенясь в расщелинах скал, Как лев, разъярившийся в ссоре, Рычит набегающий вал. Со стоном иной, подоспевший, О каменный бьется уступ, И лижет в камнях посиневший, Прохладный, безжизненный труп. Недвижно лицо юное, Недвижен гранитный утес Замучен за дело святое Свирепо молодой матрос.

Не в суровом бою с супостатом, Не в чуждой, дальной земле — Убит он своим же собратом, Казнен на родном корабле. Умер он в борьбе за свободу, За правду святую и честь Снесите же, волны, народу, Отчизне последнюю известие. Снесите родной деревушке Посмертный, плачущий стон И мамы, бедной старушке, От павшего отпрыска — поклон! Плачет прохладное море, Молчит неприветная даль, Темна, как народное горе, Как российская злая печаль. Плывет полумесяц багровый И кровью в пучине дрожит О, где же тот мститель грозный, Который за кровь отомстит?

Я нездешним забыться готов, Ты постоянно баснословной казалась И багрянцем осенних листов Не в один прекрасный момент со мной любовалась. Молвят, что не стало тебя, Но любви иссякаемы ль струи: Разве зори — не ласка твоя, И лучи — не твои поцелуи? Твои лядины, взгорья Дозорены Егорьем На лебеде—коне! Ты посвети лучиной, Синебородый дед! Гнездо шумит осиной, Ямщицкою кручиной С метелицей вослед. За вьюжною кибиткой Гагар нескор полет Для тебя бы сад с калиткой Да опашень враскидку У лебединых вод.

Боярышней собольей Привиделся ты мне, Но в 40 лет до боли Глядеть в глаза сокольи Зазорно в тиши. Приснился ты белицей — По бровь холстинный плат, Но Алконостом—птицей Иль вещею зегзицей Не кануть в струнный лад.

Остались лишь взгорья, Ковыль да синь—туман, Меж тем как редкоборьем Над лебедем—Егорьем Орлит аэроплан. О том ли, что молодость бесследно прошла, Что поле заплаканно—нище? Вон сероватые избы родного села, Луга, перелески, кладбище. Вглядись в листопадную странничью даль, В болот и оврагов пологость, И сердцу—дитяти утешной чуть ль Почуется правды суровость. Потянет к загадке, к свирельной мечте, Вздохнуть, улыбнуться украдкой Задумчиво—нежной небес высоте И ивам, лепечущим сладко.

Примнится чертогом — покров шалаша, Ведьмой лесной — незабудка, и горько в для себя посмеется душа Над правдой слепого рассудка. Он взвился бы буйной птицей Цепи—вороги крепки, Из темницы до светлицы Перевалы далеки. Призапала к милой стежка, Буреломом залегла. За окованным окошком — Колокольная игла. Всё дозоры да запоры, Каземат — глухой капкан Где вы, косы — темны боры, Заряница — сарафан?

В белоструганой светелке Кто призарился на вас, На фату хрущата шелка, На узорный канифас? Заручился кто от любы Скатным клятвенным кольцом: Волос — зарь, малина — губки, В цвет черемухи лицом?.. Захолонула утроба, Кровь, как цепи, тяжела Помяни, душа—зазноба, Друга — сизого орла!

Без ножика ему неволя Кольца срезала кудрей, Чтобы раздольней стало поле, Песня—вихорь удалей. Чтобы напева ветровова Не запамятовал крещеный край Не шуми ты, мать—дуброва, Думу мыслить не мешай! Уже рябит снега, и слушает откос, Как скут струю ручья невидимые скальцы. От лыж неровен след.

Покинув темь трущоб, Бредет опушкой лось, вдыхая ветер с юга, И таежный звонарь — хохлатая лешуга, Усевшись на суку, задорно пучит зоб. На часах На часах у стенок тюремных, У окованных ворот, Скучновато в думах неизбежных Ночь унылая идет. Вдали магический город, Весь сияющий в огнях, Тут же плит гранитных холод Да засовы на дверях.

Острый месяц в тучах тонет, Как обломок палаша; В каждом камне, мнится, стонет Заключенная душа. Стонут, бьются души в узах В безучастной тиши. Все в рабочих голубых блузах, Земляки по крови мне. Закипает в сердечко глухо Яд пережитых обид Мама родимая старуха, Мнится, в сумраке стоит, К портфелю жалостно и глупо Припадает головой Одиночки, как уступы, Громоздятся нужно мной.

Как будто глаз лукаво—грубый, За спиной поблескивает ружье, И не знаю я — кому бы Горе высказать свое. Жизнь безвинно—молодую Загубить в расцвете жалко, — Неотступно песню злую За спиною шепчет сталь. Шелестит зловеще дуло: «Не корись лихой судьбе. На финале караула В сердечко выстрели для себя И умри безумно молод, Тяготенье кончи дней И огни, как бриллианты, Блесток радужных поток Бьют унылые куранты Череды унылой срок. Березки — бледноватые белички, Потупясь, выстроились в ряд.

Я голоску веснянки—птички, Как материнской ласке, рад. Природы веселый причастник, На облака молюся я, На мне иноческий подрясник И монастырская скуфья. Обету серьезному неверен, Ушел я в поле к лознякам, Чтобы посмотреть, как мир безмерен, Как луч скользит по тучам, Как проснувшиеся речки Кипят на талых камнях, И невидимка теплит свечи В нагих, дымящихся кустиках.

Привет для вас, братья—зеленя, Потемки дупел, синь живая! Я не с железом к для вас иду, Дружась только с посохом да рясой, Но чтобы припасть в слезах, в бреду К ногам березы седовласой, Чтобы помолиться лику ив, Слушать пташек—клирошанок И, брашен солнечных вкусив, Набрать младенческих волвянок. На мху, как в зыбке, задремать Под «баю—бай» осиплой ели О, пуща—матерь, тучки прядь, Туман, пушистее кудели, Как сладко брагою лучей На вашей вечере упиться, Прозрев, что веткою в ручей Душа родимая глядится!

Они за ладьею акулой, Прожорливым спрутом, плывут; Утесов подводные скулы — Геенскому духу приют. Есть бесы молчанья, ухмылки, Дверного засова, и сна В гробу и в младенческой зыбке Кипит огневая волна. В кукушке и в песенке пряхи Ныряют стада бесенят. Старушьи, костлявые ужасы — Порука, что близится ад. О, горы, на нас свалитесь, Ущелья, окутайте нас!

На тле, на воловьем копыте Начертан громовый рассказ. За брашном, за нищенским кусом Рогатые тени встают Кому же воскрылья с убрусом Закатные ангелы ткут? Душа смежает неуверенно крылья, Недоуменно смущена, Пред духом мрака и насилья Мятется трепетно она. И бес сумрака кровавый Трубит победу в смертный рог. Смутился кубок брачной славы, И пуст увенчанный чертог. Рассвета луч не обагрянит Вино в бокалах круговых, Пока из мертвых не восстанет Гробнице преданный Жених.

Пока же камень не отвален, И охрана тело стережет, Душа безмовие развалин Чертога брачного поет. Придорожну скатну ягоду Топчут конник, пешеход, — По двадцатой красноватой осени Парня гонят во поход. Раскудрявьтесь, кудри—вихори, Брови — темные стрижи, Ты, размыкушка—гармоника, Про судину расскажи: Во незнаемой сторонушке Красовита ли гульба? По страде свежит ли прохолодь, В стужу греет ли изба?

Есть ли улица расхожая, Девка—зорька, маков цвет, Али ночка непогожая Ко сударке застит след? Ах, размыкушке—гармонике Поиграть не долог срок!.. Придорожную калинушку Топчут пеший и ездок. Радостнее душе развалины седоватые Туманов — вестников рассветного огня.

Горите же мрачней, закатные завесы! Идет Посланец Сил, чтобы сумрак одолеть; Пусть в безднах темноты ликуют ночи бесы, Отгулом вторит им орудий злая медь. Звончее топоры поют перед рассветом, От эшафота тень черней — перед зарей Одежды вечера пьянят багряным цветом, А саваны утра покоят белизной. Обидин плач В красовитый летний праздник, На раскат—широкой улице, Будет гульное гуляньице — Пир — мирское столованьице. Как у девушек—согревушек Будут поднизи плетеные, Сарафаны золоченые, У дородных хороших молодцов, Мигачей и залихватчиков, Перелетных зорких кречетов, Будут шапки с кистью до уха, Опояски соловецкие, Из 7 шелков плетеные.

Лишь я, млада, на гульбище Выйду в старо—старом рубище, Нищим лыком опоясана Сгомонятся красны девушки, Белолицые согревушки, — Как от торопа повального Отшатятся на сторонушку. Мужчины ражие, удалые За куветы встанут талые, Притулятся на завалины Старики, ребята малые — Диво—дпвное увидючи, Промежду себя толкуючи: «Чья тут колдунья захудалая Прогуливается, в землю носом клюючи?

Уж не горе ли голодное, Лихо злое, подколодное, Забежало нередкой рощею. Корбой темною, дремучею, Через лягу — грязюка топучую, Во селенье домовитое, На гулянье круговитое? У нас время недогуляно, Зелено вино недопито, Девицы недоцелованы, Молодцы недолюбованы, Сладки пряники не съедены, Серебрушки недоменяны Вышла к озеру по инею, По росе медвяной, утренней.

Стала озеро выспрашивать, Оно стало мне говорить Тайну тихую поддонную Про святую Русь крещеную. От озерной прибауточки, Водяной потайной басенки, Понабережье насупилось, Пеной—саваном окуталось. Тучка сизая проплакала — Зернью горькою прокапала, Рыба в заводях повытухла, На лугах травка повызябла Я поведаю на гульбище Праздничанам—залихватчикам, Что мне виделось в озерышке, Во глуби на самом донышке.

Из конца в конец я лицезрела Поле суровое, убойное, Костяками унавожено. Как на полюшке кровавоём Головами мосты мощены, Из телес реки пропущены, Близ сердечушка с ружья паля, О бока пуля пролятыва, Над очами искры сыплются Оттого в свещенный праздник На обширное гуляньице Выйду я, млада, непутною, Встану вотдаль немогутною, Как кручинная кручинушка, Та трусливая осинушка, Что шумит—поет по осени Песню ничтожную свирельную, Ронит листья — слезы желтоватые На могилу безымянную».

В хвойный ладан дохнул папиросой И плевком незабудку обжег. Зарябило слезинками плёсо, Сединою заиндевел мох. Светлый отрок — лесное молчанье, Помолясь на заплаканный крест, Закатилось в глухое скитанье До святых, незапятнанных мест.

Заломила черемуха руки, К норке путает след горностай Отпрыск железа и каменной скукотищи Попирает берестяный рай. Меж и Шиповник красный на шинелях, В единоборстве рождена, Цветет в кумачневых метелях Багрянородная весна. За вороньем погоню правя, Парят коммуны ястреба О нумидийской знойной славе Гремит пурговая труба. Египет в снежном городишке, В броневиках — слоновый бой Не уживется в душноватой книге Молотобойных песен рой.

Да здравствует коммуна! Строчка — орлиный перелет. Припал к пурпуровым лагунам Родной возжаждавший люд. Не поэтому ль багрец и розы Заполовели на штыках, И с нумидийским тигром козы Резвятся в яростных стихах! На распутьях далекого скитанья, Как пчела медвяную росу, Соберу певучие сказанья И для тебя, родимый, принесу. В глубине народной незабытым Ты живешь, кровавый и святой Опаленным, сгибнувшим, убитым, Всем покой за дверью гробовой. Осинушка Ах, кому судьбинушка Ворожит беду: Горьковатая осинушка Ронит лист—руду.

Полымем разубрана, Вся красным—красна, Может быть, подрублена Топором она. Может, червоточина Гложет сердечко ей, Темная проточина Въелась меж корней. Облака по просини Вертятся в кольцо, От судины—осени Вянет деревцо. Ой, заря—осинушка, Златоцветный лёт, У тебя детинушка Разума займет! Чтоб сны стожарные В явь оборотить, Думы — листья зарные — По ветру пустить. Толпятся тени у стенки, Зловеще блики маячат… В полях неведомой страны Наездник с пленницею скачет.

Хватают косы ковыли, Как стволы свесилися руки, А жеребец летит в огне, в пыли, И за погоню нет поруки. Прости, прости! В ковыль и мглу Тебя умчал ездок крылатый… Как воры, шепчутся в углу Кирка с могильною лопатой. Отверженной Ежели б ведать судьбину твою, Не кручинить бы сердца разлукой И любовь не считать бы свою За тебя неразрушимой порукой. Не гадалося ставшее мне, Что, по чувству сестра и подруга, По собственной отдалилась вине Ты от братьев грозного круга.

Оттого, как под ветром ковыль, И разлучная песня уныла, Что для тебя побирушки костыль За измену судьба подарила. И неведомо: я ли не прав Либо сердечко к тому безучастно, Что, отверженный вид приняв, Ты, как до этого, нетленно прекрасна? Пахарь Вы на себя плетете петли И навостряете клинки.

Ищу вотще: меж вами нет ли Рассвета алчущих в ночи? На мне убогая сермяга, Худая обувь на ногах, Но сколько радости и блага Сквозит в поруганных чертах. В мой хлеб мешаете вы пепел, Отраву горькую в вино, Но я, как небо, мудро—светел И неразгадан, как оно. Вы обошли моря и сушу, К созвездьям взвили корабли, И только меня — мирскую душу, Как ничтожный сор, пренебрегли.

Работник родины вольной На ниве жизни и труда, Могу ль я вас, как терн негодный, Не вырвать с корнем навсегда? Хороша лесная родина: Глушь да поймища кругом!.. Прослезилася смородина, Травный слушая псалом. И не чую больше тела я, Сердечко — всхожее зерно Прилетайте, птицы белоснежные, Клюйте ярое пшено! Льются сумерки прозрачные, Кроют дали, изб коньки, И березки — свечки брачные — Теплят листьев огоньки.

Я — королевич Еруслан В пути за пленницей—подругой. Мой жеребец под красным чепраком, На мне серебряные латы А мама жужжит веретеном В луче осеннего заката. Смежают сумерки глаза, На лихо жалуется прялка Дымится омут, спит лоза, В осоке девушка—русалка. Она поет, манит на дно От неги конкретного излишка Замри, судьбы веретено, Порвись, скучающая нитка! Песня под волынку Как родители—разлучники Да свадьба подневольная Довели удала молодца До большой тоски—раздумьица!

Допрежь сердечко соколиное Темной немочи не ведало, — Я на гульбищах погуливал, Шапки старосте не ламывал. А теперича я — молодец, Как будто птаха—коноплянница, Что, по зорьке лёт направивши, Птицелову в сеть сгодилася. Как лихие путы пташицу, Так станливого молодчика Завязала и запутала Молода жена—приданница.

В полях маета, многорукая жатва, Соленая жажда и сводный пот. Квасных переплесков свежительна дратва, В их раковин влага, кувшинковый мед. И мнится за печью седоватое поморье, Гусиные дали и просырь мереж А дед запевает о Храбром Егорье, Склонив над иглой солодовую плешь.

Неспора починка, и стёг неуклюжий, Да море незримое нудит иглу То Индия наша, загадочный ужин, Звенящий потирами в красноватом углу. Печные прибои баюкают сушу, Смывая обиды и горестей след. Плясея Д е в к а — з а п е в а л о: Я вечор, млада, во пиру была, Хмелен мед пила, сахар кушала, Во хмелю, млада, похвалялася Не житьем—бытьем — красноватой удалью.

Не сосна в бору дрожмя дрогнула, Топором—пилой насмерть ранена, Не из невода рыба шалая, Извиваючись, в омут просится, — Это я пошла в пляску походом: Гости—бражники рты разинули, Домовой завыл — крякнул под полом, На запечье кот искры выбрызнул: Вот я — Плясея — Вихорь, останки летучий, Сарафан — Синь—туман, Косы — бор дремучий! П а р е н ь — п р и п е в а л о: Ой, пляска приворотная, Любовь — красота залетная, Чем вчуже вами маяться, На плахе белолиповой Срубить бы легче голову!

Не уголь жжет мне пазуху, Не воск — утроба топится О камень — тело жаркое, На пляс — красу орлиную Разбойный нож точится! Поволжский сказ Собиралися в ночнину, Становились в тесноватый круг. Александр Верников — прозаик, поэт, переводчик. В свердловских литературных кругах известен под псевдонимом Кельт. Александр Еременко родился на Алтае в году. Неформальному Свердловску Еременко предназначил ряд собственных стихотворений. Родился в году в городке Красновишерске Пермской области.

Поэт и прозаик. Служил во внутренних войсках — охранял зону особенного режима в Красноярском крае. Обучался в Пермском институте. Работал социологом и журналистом. Публиковался в столичных и региональных изданиях.

Живет в Перми. Родился в году в городке Чусовом Пермской области. Поэт, эссеист, журналист. Член Российского ПЕН-центра. Родился в Перми в году. Поэт, журналист. Член Союза русских писателей с года. Живёт в Перми. Родился в году в посёлке Ныроб Чердынского района Пермской области.

С года член Союза русских писателей. Виталий Олегович Кальпиди родился в году в Челябинске. Публиковался в самиздате.